У меня родился сын. По показаниям было сделано кесарево сечение. Таких как я было еще четыре мамочки, и нас всех поместили в одну палату. Палата не понравилась, так как была напротив туалета, но пришлось смириться. А потом прибыли и наши вещи в пакетах, у кого что: кружки, ложки, расчески, белье и несколько пар тапочек (в роддоме, как известно, нужны моющиеся обязательно) и другая провизия. Состояние после общего наркоза было ужасное. То лезешь на стену за бутылкой минеральной воды, то пытаешься подняться на кровати, того и гляди кувыркнешься на пол. А потом сидишь на сухарях и бульоне и снова учишься ходить. Кто испытывал это чувство хоть раз, тот понимает, о чем я. Слышала раньше, что бывают последствия, но чтобы такие?..

Спустя сутки мы начали понемногу расхаживаться. Вскоре разрешили первое кормление. Малышки розовые, кричат и сопят носиками. Лежим и слышим, как в коридоре раздают детей девочкам из соседних палат. Соседка Инна, мама-первородка, говорит: "Ой, как хочется посмотреть! Надо переобуться, а то в сланцах подскользнусь еще". Она достала из пакета свои драповые тапки, ловко сползла с кровати и, было, направилась к двери, как тут вошла медсестра с нашими чадами на руках. «Ну вот, девочки. Кормите», - сказала она, дав несколько полезных (особенно для Инны) советов, затем вышла.

Долгожданная встреча с маленьким комочком никого не оставит равнодушным. Материнство, наверное, это особая пора, когда созревает сама мать. Милуемся, любуемся, целуем в лобик, прикладывая к груди - и так, пока не унесут.

Через тридцать минут снова пришла медсестра. "Ну, что тут у вас?", - сказала она, забирая лялек. Ловко так разместила всех четырех на своих руках и, выходя, кинула фразу: "Говорим пока мамам и идем в ресторан". Рестораном у них образно назывался докорм смесью. Ушла. А у нас начался женский форум по обсуждению впечатлений.

Принесли бульон и для мамочек. Все засуетились в предвкушении. Мы полулежа приняли свой «докорм». Та самая Инна была пошустрее всех нас, так что предложила помыть посуду и пошла к раковине. Вдруг раздается полусдавленный смех. Глядь, Надюха наша заливается, а смеяться – то больно и сказать ничего не может. И смех и грех! Только и смогла что пальцем указать на Инку. На одной ноге у Инны был тапочек тряпичный, а на другой красовался еще недавно «поменянный» сланец. И тут всебщей радости не было предела.

Дня через два мы благополучно сами ходили в столовую. От пункта раздачи пайков до нашей палаты было приличное расстояние, а нужно было и первое, и второе, и десерт принести. Еду носили в палату несколькими рейсами. Выхожу второй раз и вижу, как Лена, другая моя соседка, поворачивает в сторону туалета с тарелками в обеих руках. На вопрос «Ты куда?» она сначала останавливается на мгновение, а потом разражается диким хохотом. Посмотреть на это все происшествие высыпал чуть ли не весь наш этаж. Одна санитарочка благосклонно заметила: «Держитесь, девчата! Думаете, только у вас такое бывает? Я вот, например, однажды пеленки в холодильник вместо шкафа складывала. Так-то!»